Темные небеса - Страница 34

— Застегнуто, — с разочарованным видом произнес его новый начальник. — Это шея у тебя цыплячья, болтается в вороте как дерьмо в проруби.

Вахтенные заржали. Энсин обиделся. Он был крепким парнем, выше коммандера на полголовы, а в плечах — косая сажень.

— Со всем уважением, коммандер… Никак нет! — рявкнул он, подражая голосу начальника.

— Что — никак нет?

— Не цыплячья. Шея у меня как у быка.

— Собираешься спорить со мною, энсин? — зловещим шепотом спросил коммаидер и вдруг заорал, выкатив крохотные глазки: — Ты, ублюдок вшивый! Месяц на Флоте, а уже препирается с начальником! Что еще выкинешь, сопляк? Хочешь завтрак в постель или мамочку, чтобы зад подтирала? Я из тебя кишки выну! Ты у меня аммиаком мочиться будешь! Христос тому свидетель и все Будды с Магометами!

И этот про завтрак и мамочку, с тоской подумал энсин. Ну завтрак ладно… дьявол с ним, с завтраком… А чем мамочка ему не угодила?

Он судорожно сглотнул, и это не прошло мимо внимания коммандера.

— Не дергайся, шмурло! И вы, сучьи дети, тоже! — Раков повернулся к вахтенным. — Все — по стойке смирно! На меня глядеть, а не на этого поганца!

Убедившись, что приказ выполнен, коммандер успокоился, сунул палец в рот и принялся ковырять в зубах. Он продолжал говорить, но речь его стала совсем неразборчивой: яаа-рюю-чоо-жжли-коо-дир-ждаа-чоо-рыы — и так далее. Энсин не понимал ни слова.

— Простите, коммандер… Вас не затруднит повторить?

Раков вытащил палец изо рта, осмотрел его и вытер о бороду.

— Значит так, энсин. Я говорю, что ежели командир утверждает, что у тебя растут рога, не надо щупать лоб, чтобы в этом убедиться. Нужно верить своему командиру! Малейшее сомнение в его словах ведет к сомнению в его приказах, а это уже проигранный бой. Ничтожный случай становится причиной огромных и обычно фатальных последствий… Как в той детской песенке, где в кузнице не было гвоздя. Помнишь, как там дальше?

— Лошадь захромала, командир убит, конница разбита, армия бежит. Враг вступает в город, пленных не щадя, потому что в кузнице не было гвоздя, — отчеканил энсин.

— Во! — Степан Раков поднял палец с обгрызенным ногтем. — Во как! Пленных не щадя… Великая мудрость в этой песенке! А почему? Ну-ка, энсин, скажи! Блесни этим… как его… интеллектом! Ты ведь у нас все академии прошел!

Энсин подумал и сказал:

— Реальное сражение нельзя промоделировать теоретически во всех деталях и нюансах и предсказать его ход, а также конечный результат. Это связано не только с большой сложностью системы, включающей корабли, экипажи, различные виды оружия, ситуацию перед боем, условия в космическом пространстве и многое другое. Данные факторы все-таки можно учесть и составить на мощных компьютерах прогноз конкретной схватки. Но упомянутая выше система не только сложна, но еще и неустойчива но Ляпунову: малые флуктуации в исходных данных и в реальном процессе приводят к большим и непредсказуемым отклонениям в результирующем решении. Что делает задачу прогноза математически некорректной. Ну например… — Энсин напряг воображение и выпалил: — Например, у адмирала с похмелья закружилась голова, и он…

— Стоп, — сказал коммандер. — У нашего адмирала не бывает ни головокружения, ни похмелья, ни поноса, если ты знаешь, что это такое. Наш адмирал… он… о-о!.. — Раков почтительно закатил глаза. — Но в остальном все сказано верно. Драка есть драка, и в ней любая мелочь ведет к этой… к неустойчивости, которая некорректна. Словом, сынки, — он обвел взглядом вахту, — сидя у аннигилятора, держите ухо востро, а ножик в сапоге. Глядишь, пригодится! А тебя, — Раков повернулся к энсину, — тебя я, пожалуй, возьму. Шея у тебя и правда бычья, ремень на пупе, и к тому же парень ты сговорчивый и эрудированный. В ночную вахту пойдешь. Заступать в двадцать четыре ноль-ноль, доложиться лейтенанту-коммандеру Хо Веньяну. Сейчас свободен.

Энсин отдал салют, четко развернулся и вышел из командного поста боевой секции. В похожем на огромную трубу коридоре, с люками, ведущими к орудийным башням, его нагнал лейтенант-юниор Домарацкий и, озираясь, зашептал в ухо:

— Ты, камерад, близко к сердцу не бери, он всех поначалу так драит и шпыняет… И не зря! Поверь, не зря! Папа Птурс большого ума мужик! Хочет, чтобы в бою слушались беспрекословно… Знаешь, что он полгода назад отколол, на учебных маневрах?

Энсин покачал головой. Шесть месяцев назад он еще маялся на выпускных экзаменах.

— Велел стрелять боевыми по своему фрегату и выгнал с треском не исполнивших приказ. Кто ж знал, что от адмирала вводная была: фрегат захвачен противником! И что в торпедах не боевой заряд, а железные болванки! Вот ты бы выстрелил?

— Сейчас — со всем удовольствием, — сказал энсин. — Особенно если бы знал, что на том фрегате наш коммаидер.

Домарацкий похлопал его по плечу.

— Ничего… как тебя?.. Питер?.. Ничего, Петруха, ты еще полюбишь папу Птурса. Ты еще будешь в рот ему глядеть и каждое слово записывать!

Так оно и случилось, но попозже, а сейчас энсин, пребывая в расстроенных чувствах, решил подняться в свою каюту, выпить чего-нибудь бодрящего и слегка передохнуть. Но когда кабина лифта остановилась на палубе «С», где жили младшие офицеры, он увидел за ее прозрачной дверью валькирию Марину Брянскую с тремя подругами и в панике нажал клавишу «вверх». Ровно через шесть секунд он очутился на командной палубе «А», где располагались ходовая рубка, пункт управления флотилией, адмиральский салон и другие помещения, в которые, по малому своему чину, он был не вхож. Находиться тут без дела ему вообще не полагалось, за исключением единственного места — обсервационного отсека. Туда он и направился.