И что же дальше?.. — спросил себя Патта. Давно, когда он только стал зонг-тии, этот вопрос был задан ему Тихавой. Вот мы добрались до самых дальних мест Галактики, говорил наставник, даже долетели до шаровых внегалактических скоплений, заселили миллионы миров, уничтожили другие расы — и что же дальше? Извне — океан неодолимого пространства, внутри — демографическое давление, чудовищно огромное сравнительно с нынешней эпохой… И пустота, пустота, ибо, кроме нас, никого не осталось! Никого во всей Галактике! Ты уверен, Патта, что нам удастся заселить другие звездные острова? Мы многочисленны и сильны, но ум наш не столь изощрен и гибок, как у хосси-моа или Скрытных. От них, от Скрытных, мы получили контурный привод и снадобье, продляющее жизнь старейшин, и многие иные вещи, а ведь Скрытных тоже придется уничтожить — в их секторе столько пригодных для дроми планет! Сумеем ли мы решить без них свои проблемы? И если даже решим, если Одаривший Мыслью нам поможет и мы придумаем способ, как добраться до других галактик, это станет не шагом в грядущее, а отступлением в прошлое. Ибо все повторится снова!
Примат физиологии над разумом — так называл Тихава выбранный дроми путь. И говорил, что если раса не имеет силы что-то изменить, если ее потенция исчерпана, необходимо внешнее воздействие. Какое? — спросил наставника Патта и получил ответ: проигранная война. Война, после которой их расу заставят ограничить размножение и поискать иные дороги в Галактике, кроме тех, что ведут к чужим мирам.
Возможно ли это? Да, возможно, утверждал Тихава и говорил о совсем уж запретном, о том, за что полагалась не быстрая смерть, а вырванные когти и срезанная с живого тела чешуя. Наставник, однако, не боялся; он обладал загадочным талантом выбирать учеников, достойных его доверия. Иногда Патте казалось, что он умеет читать мысли или, быть может, угадывать то, что не сказано ни словом, ни жестом. Прародитель их клана очень ценил Тихаву за этот дар, и наставник Патты несомненно двигался к высшей почести, к рангу сидура-зонг, которых в любой трибе не больше четырех-пяти. Но пока он был молод и еще не начал принимать продляющее жизнь снадобье.
Он говорил своим ученикам — а их, кроме Патты, было еще четыре — что кроме Отпавших кланов, расселившихся на границах лоона эо, грабящих их караваны и воюющих с их наемниками, есть другие дроми, те, что выбрали мир, а не войну, и попросили милости у Скрытных. Им дали место на Данвейте и Тинтахе, на планетах, где живут наемники, и они обитают там вместе с земными хосси-моа, и нет у них ссор с Парными Тварями, нет ни кланов, ни прародителей, ни разделения на касты, просто халлаха и синн-ко считают молодыми, а тех, кто с пятном — старшими. Дважды Отпавшие — так называл их Тихава, а еще называл грир-ватура-оно, Изменившими Образ Жизни. Если они смогли, то и другие смогут, утверждал наставник, и потому…
Еще один боевой аппарат врезался в скалу и, взорвавшись, рухнул вниз градом раскаленных осколков, прервав воспоминания Патты. Но, как всякий представитель его расы, он не любил оборванных мыслей, незавершенных дум и отложенных решений. Каждую мысль полагалось закончить, и он это сделал, произнес про себя сказанное наставником: и потому войну необходимо проиграть. К этому надо стремиться везде и всегда, в каждом месте, где вы окажетесь! Так говорил ученикам Тихава.
Он, Патта, оказался здесь, в Холодном Мире, на краю Провала. И здесь эта война — точнее, малая ее частица — будет проиграна.
На заходе солнца, когда Марк и Майя устроились под скалой с маленьким журчащим водопадом, носившим имя Карла Винджа, к ним прилетел сокол. Прянул с темнеющих небес, сел Марку на руку, вцепился острыми когтями в ткань комбинезона и заклекотал. К его лапе был привязан крохотный патрончик.
— Сокол… — благоговейно прошептала Майя, — сокол… — Она склонилась над патрончиком, прочла надпись. — Летит из Китежа в Никель с сообщением. Утомился, бедный…
В самом деле, вид у птицы был неважный. На мгновение Марк прикоснулся к ее ментальному полю и вздрогнул, ощутив безмерную усталость, жажду и упрямое стремление продолжить полет. Это существо, не обладавшее разумом, отлично понимало, что такое долг. Долг — то, что превыше всего; нужно долететь, куда послали, или погибнуть. Другой альтернативы не имелось.
— Он хочет пить. Дай ему воды, — сказал Марк.
Майя покачала головой.
— Дай сам. Видишь, он прилетел к тебе… Он знает, что ты — Вальдес! Вальдес, повелитель соколов!
Улыбнувшись, Марк направился к водопаду. Сокол пил из его ладони, и это казалось чудом — птица была молодой и не могла его помнить. Возможно, дар эмпатии, унаследованный от отца, распространялся не только на людей, но и на этих крылатых созданий?.. Марку хотелось думать, что это так.
Он раскрошил немного сухого рациона, но от такого угощения сокол отказался — посидел на его руке несколько минут, потом расправил крылья и взмыл в воздух. Его движения были бесшумными и быстрыми. Марку подумалось, что ни один аппарат, изобретенный людьми, не способен так летать — мощно, свободно, не борясь с тяготением, не сражаясь каждый миг с воздушной стихией, а слившись с ней в единое целое. И ни к одной машине, даже разумной, он не испытывал столь теплых чувств.
В тишине раздался заунывный вопль каменного дьявола, и Марк, сняв пояс с оружием, вытащил бластер из кобуры.
Майя придвинулась к нему. В угасающем солнечном свете ее глаза были бездонными, как ночное небо Тхара.
— Не хочешь проверить, что с Панчо и твоей сестрой?