Но там командовал Степан Раков по кличке Птурс, и хотя был он мужчиной почтенного возраста и пил, как лошадь, руки у него не дрожали. Во всяком случае, не настолько, чтобы он предоставил свой боевой ложемент какому-то двадцатилетнему стажеру, чей послужной список был короче клюва воробья. Понимая это, энсин тем не менее страдал, а кроме того, мучался от одиночества. На крейсере нашлось бы сорок или больше человек в таком же звании, но все порядком старше и не кончавшие академий; они трудились на камбузе, в трюмной команде и в той же службе утилизации. И потом, то были настоящее энсины, а не стажеры! Люди бывалые, обстрелянные, знавшие, где у метателя приклад и как раскроить вражеский череп саперной лопаткой! По боевому расписанию они охраняли внешние шлюзы, а при нужде поддерживали десант — словом, считались хоть не элитой, как пилоты и стрелки, но все-таки бойцами. Они не смотрели свысока на юного стажера, но, случалось, намекали, что завтраки здесь в постель не подают и мамочки, чтоб подтирала задницу, тоже не имеется. Последнее очень обижало стажера — его мать Индира Тревельян-Красногорцева была женщиной суровой, офицером Секретной службы, экспертом по негуманоидам.
Еще одной причиной для уныния являлись девушки. Слабому полу энсин весьма благоволил, и на Земле проблем не возникало — мундир курсанта Звездной Академии служил отмычкой к девичьим сердцам. Но здесь ситуация была иной. Недостатка в женщинах флот не испытывал, и среди них имелись красотки на какой угодно вкус, от грациозных тоненьких марсианок и темнокожих девушек с Пояса Астероидов до белокурых валькирий с Ваала, служивших в десанте. Сердечным другом обзавелась не каждая, и энсин вначале полагал, что у него широкий выбор. С нахальством юности он подкатился к лейтенанту Патрисии Дирк, младшему навигатору, и выслушал лекцию о том, как полагается себя вести со старшими по званию. Зейнаб Марчелли, знойная брюнетка из кибертехнической службы, усмехнулась в ответ на пылкие признания, тут же проинформировав, что дала зарок не совращать малолетних. Но хуже всего получилось с Мариной Брянской, пилотом-десантником — сообразив, к чему ее склоняют, она, не говоря ни слова, влепила энсину в глаз. Кулак у нее был тяжелый, как у всех уроженок Ваала, и над лиловым синяком потешалась вся секция утилизации. К счастью, до назначения на камбуз синяк прошел.
Потребность в любви, однако, осталась, и новым ее предметом он выбрал Ингу Вальдес. Это чувство было платоническим, так как коммандер Вальдес, с одной стороны, являлась супругой адмирала, а с другой — годилась стажеру в матери. Может быть, даже в бабушки — лет до девяноста женщины почти не старели, и определить их возраст сумел бы не всякий. Тем не менее энсин ее боготворил — и не потому лишь, что навигатор Вальдес была красива и могла вскружить голову любому юнцу. В ней ощущались врожденное изящество и благородство, а еще — странная для женщины суровость; казалось, что она не просто глядит на людей, а как бы оценивает их, делая в памяти заметку: этот силен, а тот — слаб, этот добр, а у того не выпросишь песка в пустыне. Поговаривали, что в юности она служила у лоона эо на Данвейте, как сам адмирал и десяток-другой ветеранов; еще шептались, что в те годы был уничтожен Конвой Вентури с ее камерадами, двенадцать кораблей, сто сорок два бойца, и значит, к жабам у нее особый счет. Еще ходили слухи, что с будущим своим супругом она познакомилась тоже на Данвейте, и там — или, возможно, в пространстве, у рубежей лончаков — случилась какая-то странная история. Подробностей никто не знал, что не мешало строить всякие гипотезы, даже самые невероятные — будто адмирала и его невесту, раненных в схватке, забрали в астроид, исцелили, а заодно научили разным хитрым штукам, известным лишь лоона эо. Словом, Ингу Вальдес окружала аура тайны, что делало ее особенно притягательной. Энсин обожал ее осторожно, с дистанции шагов тридцати, и готов был поклясться, что она ничего не замечает. Но о девицах, более близких ему по возрасту, он тоже не забывал, хотя Марину Брянскую и других красоток с Ваала решил обходить стороной.
В тот день, когда он доставил адмиралу шифрограмму, настроение у него было тоскливое. Минуло двадцать часов после боя с дроми, но это славное сражение как бы скользнуло мимо него, оставив в памяти лишь слабые толчки, отдачу при разряде аннигилятора. Во время битвы он, упакованный в пластик кокона, сидел в отсеке внутренней связи и не видел ровным счетом ничего, ни вражеского флота, ни пущенных в распыл дредноутов, ни схватки истребителей с теми лоханками, что уцелели после залпа крейсеров. Смысл его боевого дежурства был таким: если связь откажет, включить запасные блоки и заняться ремонтом поврежденных. С одной стороны, дело важное — без связи крейсером не покомандуешь. Но с другой — если бы плазменный луч достал до его отсека, запрятанного в недра корабля, это был бы полный карачун. Это означало, что пробиты защитное поле и броня, что орудийные башни разрушены и, вероятно, рубка сожжена со всем командным составом, пилотами и навигаторами. Спрашивается, зачем тогда связь?..
Мрачное настроение длилось до вечера, когда энсин, сменившись с дежурства, отправился в блок питания. Он был голоден и, поедая салат и жаркое в компании младших офицеров, оторвался от тарелки лишь тогда, когда раздались сигналы срочной связи. Затем коммодор Брана зачитал послание, пришедшее с Земли, и за столами радостно зашумели. Три новейших корабля! Три мощных рейдера с судами сопровождения, сотни истребителей, десантный корпус, боевые роботы! Фактически это удваивало силы флота, и каждый энсин и лейтенант мог прозакладывать голову, что обороной Эллады дело теперь не ограничится.